На протяжении более полутора тысяч лет это процесс носил не только стихийный, но и сознательно направляемый характер. Первая существенная коррекция образа была совершена спустя 300 лет после появления книги, на неком соборе, где до 30% жизнеописания было приговорено к забвению. И стало так. На этом предисловие заканчиваю и перехожу к основному блюду.
Если читать «Новый завет» то мы увидим, что весь текст разбит на главы, абзацы, всё это пронумеровано и изложено ровным сухим языком. Событие за событием, ни одно не важнее и не ярче другого.
Однако никто никогда ни одну историю так не воспринимает. Любая история, включая историю Христа, имеет несколько наиболее важных сцен, определяющих сюжет и множество проходных, все они ведут к кульминации.
История Христа типична тем же, она имеет ряд важных сцен, самой важной из которых, кульминацией, является Голгофа. Распятие, трагическая гибель от доноса предателя. Именно такое прочтение книги определяет её главный месседж: «Любовь Бога к людям так велика, что он пожертвовал сыном, ради очищения их от грехов»
Интересно, что Новый завет не всегда читался так. Было время, когда главными сценами были сцены чудес, кормление толпы, воскрешение Лазаря. И месседж тогда был другой: «Сила Господа непознаваема, нельзя помыслить о том, чтобы понять разумом его проявления». Голгофа же читалась как черная неблагодарность язычников, за что последних ожидали адские муки.
Была по меньшей мере одна попытка сдвинуть кульминацию, поменять месседж. В Византии, неким митрополитом продвигалась идея, что Голгофа, это только приближение к главному. Главное же – воскрешение Христа, возвращение к жизни после смерти и вознесение на небо. Этот был бы месседж о всемогуществе Божественной силы, о ничтожности мирской власти над телами людей, против власти духовной, церковной над душами паствы. Неизвестно что бы из этого вышло, но тут пришли крестоносцы и объяснили всей Византии, как далеко они ушли от единственно верного прочтения священных текстов.
Интересен механизм манипуляции этими самыми важными сценами, выдвижение одной из них на более важное место, удаление прочих. Как и для любой книги, яркость и выпуклость важных сцен достигается добавлением иллюстраций. Понятно, что в отличии от обычных книг, священное писание не допускает добавления «картинок». Но иллюстрации можно делать на стенах и потолках храмов, на картинах во дворцах королей и вельмож, на деревянных досках расписанных в кельях монастырей. 6 из 10 всех иллюстраций, вплоть до начала 20 века – Голгофа. Сцена искушения князем мира сего, как и сцена вознесения – практически отсутствует. Вторым же механизмом является чисто медийный метод – частота упоминания перед массами внимательных слушателей той или иной сцены с подробным разъяснением и осмыслением каждой фразы. То о чем говорят редко, либо не говорят, со временем тускнеет и исчезает. Так формируется мнение масс, так творится история.
В эпоху интернета, с образом любого человека описанную процедуру полной перенабивки важности каждого из эпизодов его жизни можно проделать за 24 часа. Тотально переставив акценты и совершенным образом изменив месседж, диктуемый образом выбранного персонажа, можно критически обрушить либо коренным образом перенаправить процессы самоидентификации его почитателей. В конце концов, как и в случае с Христом они имеют дело исключительно с образом, выстроенном на основании набора текстов и картинок, часть из которых окажется ярче, сочнее и качественнее других.